Журнал "Жасstar"

Ласточка

День из жизни Паркинсона

Раннее утро. Первые лучи солнца озаряют крыши ближайших домов и зданий, пробиваясь сквозь толстые стекла частной больницы. За окном щебечут птицы и слышен приглушенный рев двигателей дорогих машин, рассекающих проселочные дороги. В палате пусто и до безобразия чисто, из-за открытой нараспашку двери пахнет медикаментами и хлоркой. По коридору проходят медсестры с бумагами в руках, доносятся нелепые до глупости разговоры, приготовления к утренним процедурам. Одна из женщин в белых халатах, толстая и высокая, с бигуди на жидких волосах и густо накрашенными губами, зашла внутрь. В руках у нее блеснула игла от шприца и тут же исчезла у меня под кожей. Даже не предупредили. Как вообще можно ходить довольным после такого пробуждения?

Сегодняшний день ничем не отличался от других. От тех, что были до него. И уж тем более он не отличается от тех, что будут после. И это выводит меня из себя.

- Ненавижу эту больницу! – прохрипел я, все еще лежа на спине, мне было лень даже перевернуться. - Терпеть не могу ни одной живой души в этом забытом богом заведении! Кому я здесь нужен? Никому…

- Ох, Паркинсон, успокойтесь, - сквозь зубы процедила медсестра. – И не забудьте прийти за лекарствами.

- С какой стати? – гаркнул я в ответ. – С чего это вы вообще решили, будто смеете мне указывать! Я вас старше и образованнее! Это неуважение, у вас совсем нет никаких манер…

Но та уже не слушала, она выпрямилась, махнула рукой и направилась к выходу.

- Неучи, - решительно проворчал я, про себя проклиная весь этот цирк, но постепенно поднимаясь и усаживаясь на неудобной кровати. – С глаз моих…

«А вот не пойду я никуда! Пусть подавятся, змеи подколодные. Я старый и больной человек! Для меня с кровати встать – мучение, а они еще хотят, чтобы я на своих двоих за лекарствами топал, нет уж!».

- Тьфу! – и я демонстративно плюнул на влажный линолеум под ногами. Но мужчина – мой сосед по палате не обратил на это внимание. Он вообще из тех, кому все давно до лампочки. Парень уже распрощался с жизнью. «Тряпка - подумал я. – У него-то язык развязан, а мне, чтобы слово выговорить, приходится столько усилий прилагать, столько усилий…».

Если кто-то здесь и должен был распрощаться с жизнью, так это я. Я свою жизнь уже прожил. Дети разъехались, никто меня не навещает. Внуки приезжают лишь на летних каникулах, и то надолго не задерживаются – кому охота жить в деревне, на окраине города, без их Интернета, черт бы его побрал!

Цивилизация лишает нас самого дорогого.

Всю жизнь я работал чертежником, получал приличную зарплату, иногда помогал землякам чинить телевизоры, радиомагнитофоны, прочую домашнюю технику, имел кой-какой авторитет в деревне. Но машины забрали у меня работу. Все чертят теперь они, и чинят все они, да и кому вообще нужно хоть что-то чинить? Сломалось – ну и ладно, пойду куплю новое.

А старые вещи забываются…

Старые люди в том числе.

- Эй, ты! Слепец! – прикрикнул я, если это вообще можно было так назвать. Мой крик скорее был похож на глухой скрежет древней пластинки на проигрывателе. – Тебе лекарства принести? Или так и будешь лежать тут и дрыхнуть?

- Отстаньте от меня, Паркинсон, - ровно ответил тот.

- То-то же, - шмыгнув носом, я еле-еле привстал и, бормоча, медленно направился к двери. Не за лекарствами – в уборную. Ноги не слушались, руки дрожали, так что трость грозилась в любую секунду упасть на пол, я хотел сморщиться, чтобы все видели, как я себя ненавижу и ненавижу всех вокруг и все что творится. Все мое презрение и состоятельность. Никто здесь не должен видеть во мне беспомощного старика! Никто.

Но гримасы не получилось, мимика моя ограничивалась лишь полным безразличием, иногда у меня получалось хмурить брови.

Ирония судьбы – человек с фамилией Паркинсон болен болезнью Паркинсона.

«Тавтология какая!»

Всю дорогу до уборной я старался переосмыслить и перефразировать эту глупую фразу. Ничего дельного не получилось. На обратном пути меня окликнула старшая из сестер.

– Мистер Паркинсон – лекарства!

Я притворюсь, что не слышу ее – это одна из привилегий старости, так почему бы не воспользоваться. Пусть приносят мне все в палату. Это их работа.

Мой сокамерник лежал в той же позе, не двигаясь и будто даже не дыша. Бедный малый. Опухоль мозга. С ней долго не живут. Но он еще держится, хоть и ослеп. К тому же к нему все время приходит жена. Беременная. Тащится через весь город в эту частную больницу, чтобы приехать и подбодрить мужа, а все бесполезно. Дураку ясно – умрет, не сегодня, так завтра.

Жалкая картина.

Сын поместил меня сюда еще три дня назад. Реабилитационный курс. Сказал, что это для моего здоровья… Как же! Нужен я им! У него жена, дети, работа. Вот они и спихнули меня сюда. И так забот много, а тут на тебе, еще о старике заботиться надо.

«Ну, вот помру я, вот тогда и узнают что потеряли!».

Снова сев на кровать, я свесил короткие ноги, недотягивающие до пола, и стал их медленно раскачивать в такт играющей в голове музыке. Плевать на всех. Пусть думают, что я счастлив. Или что у меня приступ. Что хотят, то и думают.

Зашла медсестра, давай ругаться – я выключил слуховой аппарат. Тишина. Она пихнула меня, поставила на ящик лекарства, я, в свою очередь, пнул ее по ноге. Она злобно уставилась на меня и, сунув в руку стакан с водой, хлопнула дверью. Но я этого не слышал.

Мне было приятно, что наконец и на меня обратили внимание. Я включил аппарат, и звук собственных шаркающих по полу пальцев ног заставил меня психовать. А тут еще и сосед по палате давай стонать…

Чего это он вдруг?

- Сестра! Сестра! – прохрипел я, стараясь как можно быстрее пробраться к двери. От волнения я стал задыхаться. – Тут… человеку… плохо…

Ноги снова не слушались, и я упал. Потянув за ручку двери, все-таки получилось ее открыть.

- Чловееееку плха… - произнес я в щелку, открывая дверь дрожащими руками. – Чвелку… кха-кху…

Я потерял сознание.

Не знаю, что это было, наверное, переволновался.

Сказали, микроинсульт.

Сказали, что позвонили родным, но они не приедут. Заняты на работе.

Еще сказали, что если бы не я, тот олух с опухолью сегодняшний день не пережил. Я его как бы спас.

Но мне плевать.

Я уже говорил, что мне плевать?

Я сам дивлюсь своему великодушию – а что если бы у меня был приступ? Как будто он пошел бы звать на помощь! Никто бы не пошел. Никому нет дела до какого-то умирающего старика.

На часах 12.00. Я пропустил завтрак.

- Эй, сосед, ты здесь? – раздался голос из другого угла палаты.

- Здесь.

- Спасибо, слышишь?

- Слышу, - неохотно проворчал я.

- Это хорошо, - вздохнул голос с облегчением. – Меня Фрэнк зовут.

- Паркинсон.

- Нет, имя. У вас же есть имя?

«Заткнись» - откровения я не любил, а подобные разговоры часто выводили меня из себя. Не знаю почему. Характер тяжелый. Но он не всегда был таким.

- Да, ладно вам. Не будьте букой.

- Меня зовут… Харрис, - это неправда. Моего сына зовут Харрис.

- Отлично, Харрис. Вы лучше, чем я предполагал.

Я не мог больше здесь находиться. Я вышел из палаты и направился в холл. Там сел на скамейку, положив трость на подоконник. Это стоило мне сил. Я закрыл глаза и вдохнул свежий воздух из форточки, но гулкое эхо чьих-то шагов заставило меня открыть глаза. Мои реакции стали настолько заторможенными, что казалось, пока я их открывал, прошла целая вечность. Я посмотрел перед собой и увидел девочку. На вид ей было лет одиннадцать.

- Ты что здесь делаешь, девочка? – слабо возмутился я. И, нахмурив брови, продолжил: – Это не место для детей.

Мой вид должен был ее испугать: лицо стало ассиметричным после болезни, лысеющий, смуглый, с серыми безжизненными глазами, трясущийся и голос как у мертвеца. Но, видимо, она была не из пугливых.

- Я здесь лежу, - и она указала на противоположную дверь.

«А… Я и забыл, что в этой больнице есть детское крыло».

- Можно сесть? – робко спросила она.

Я нехотя подвинулся, уступая ей место. Она была такая маленькая и немного растерянная. «Чем же может болеть этот ребенок?» - и только задавшись этим вопросом, я заметил, что голова у девочки была перебинтована.

- У тебя сотрясение что ли?

Та покачала головой.

- Амнезия.

Я кивнул.

- Ты откуда такие умные слова знаешь?

- Мне мама постоянно говорит, что у меня амнезия и плачет.

- А почему плачет?

- Потому что я ее не помню, - грустно прошептала она. – Она говорит, что из-за аварии я ударилась головой и теперь все забыла и не запоминаю. Но она врет, я все запоминаю. Я даже помню, что ела на завтрак.

Я снова кивнул, стараясь запрятать свои руки за спиной, чтобы не смущать девочку. Она чем-то напомнила мне мою дочь – Софи в детстве. У той тоже были большие и грустные глаза.

- Как тебя зовут?

- Мама говорит… Что? – я, кажется, сбил ее с мысли. Она посмотрела на меня рассеяно.

- Как тебя зовут?

- Я… - она сдвинула брови, будто вспоминая что-то. Но тут же ее лицо приняло прежний вид и она уверенно произнесла. – Меня зовут Мэгги.

- Хмм… Красивое имя.

- Правда? – у девочки загорелись глаза. – Мне тоже так кажется.

«Странная девочка, - подумал я. – Как она может радоваться? Если бы у меня была амнезия… Может быть притворяется. Дети любят притворяться».

- А как вас зовут?

- Я Альберт, - она все равно забудет мое имя.

- Ну, ничего так…

- О чем ты?

- Об имени. Оно ничего.

Я попытался ухмыльнуться.

- И на том спасибо.

- Вы такой старый. Сколько вам лет?

К сожалению, мне часто приходилось слышать этот вопрос. Я выглядел намного старше из-за своей болезни. Все вечно мне сочувствовали, всякие наивные идиоты даже предлагали помощь. Как они могут помочь мне? Они и сами не знают.

- Пятьдесят семь.

У девочки глаза превратились в копейки.

- А почему вы так плохо выглядите?

- Болею я, - глупые вопросы стали меня раздражать.

- И все?

А этого мало? Странно, но раньше я никогда не думал, почему я такой старый. Болею, веду сидячий образ жизни. Питаюсь полуфабрикатами, сам готовить за всю жизнь я так и не научился. А после смерти жены жизнь стала совсем скудной. Другие старики гуляют по улицам, катаются на велосипедах, играют с внуками… А что мне эти другие? Я не такой, как они. Я личность. Я имею право не сливаться с этим стадом. Лучше быть одному. Слишком уж я толпу презираю, чтобы превращаться в ее часть. Злой я – а потому и старый.

- Не знаю, девочка. Наверное, все.

- А почему у вас брови такие скомканные? Вы злитесь.

«Да я злюсь». Злюсь на людей, на правительство, на жизнь, на все вокруг! На все, что даже недостойно моего внимания. Я злюсь на родных и друзей, которые отвернулись. Злюсь на время, которое беспощадно, злюсь на старость, которая пришла незаметно. Злюсь на жену, что покинула меня так быстро, и на собаку, за которой после ее смерти мне приходится следить одному. Но больше всего я злюсь на себя.

- Нет, девочка. Я не злюсь, я просто устал.

Да. Так и есть. Я просто устал. У меня нет сил, даже просто злиться.

И тут она положила руку мне на плечо.

- Не бойтесь, это пройдет. Все будет хорошо, Альберт, - девочка нежно улыбнулась. И столько грусти и понимания было в ее улыбке, словно эта девочка знала всю мою жизнь, все мои тайны и мечты, все на свете. И даже слова, сказанные ею, показались мне смутно знакомыми. Будто весточка из прошлого. «Все будет хорошо, Альберт» - так говорила моя мать.

Нуржан Куандык, учащийся СШ № 1, юнкор ДДТ, г. Кокшетау, Акмолинская область.

Журнал "Жасstar", № 1 (35) 2013 г.

[ Вернуться к содержанию ]